Опять накрапал...не удержался
первая часть здесь....
Оффтоп
Одноактовая драма "Клинч передач"
Комната в гостинице. На диване сидит Федя. Рядом Гришин. На столе самовар и чашки. Сбоку на стуле Финкельштейн. Грустят. По комнате ходит Мичков со справочником WADA в руках. В углу Воронов что-то бормочет неразличимое.
Федор: Все. Я устал. Я ухожу.
Гришин: Погоди. А может чайку? На посошок?!
Федор: Нее... пойду я. Да и поздно, тьфу ты, старый я уже.
Финкельштейн: Слушай Федя, а может останешься, а? Отдохнешь, развеешься. Я вот и билетики взял до Голландии.
Федор: Ну...не знаю....
В комнату, распахивая дверь, забегает отец Андрей: Ну как?! Ну?! Что я пропустил?!
Федор поворачиваясь к нему: Пробки?
Отец Андрей: Они проклятые!
Федор вздыхая: Ничего не поделаешь -Америка. То ли дело у нас в Осколе.
Гришин раздувая самовар: Это точно: у нас и банька и чаек....
Приоткрывается дверь и в комнату заглядывает Матвиенко: Простите, а Вадима можно?
Финкельштейн: Я занят, зайдите попозже!
Воронов, слыша крик, заходится плачем: Я видел... видел ИХ... они везде… повсюду... они идут за нами, идут... мать их... они промоют нам мозги.....
К нему подскакивает Мичков, размахивая поролоновой палочкой и потрясая справочником WADA : Попрошу по матери не выражаться! И вообще, я требую сатисфакции!
Финкельштейн наклоняясь к Федору: Слушай, брось ты их! Ну, зачем они тебе?!
Федор: Ну, не знаю... Жалко ведь.
Финкельштен: А обо мне, обо мне ты подумал?! Я и клетку, и билеты, и куртку вот от Боско тебе справил.
Федор, любовно гладя "ярмарочный" пуховик, висящий на спинке дивана: Спасибо, конечно!
Финкельштейн: А дом? Дом свой как же?
Отец Андрей подсаживаясь поближе: Какой дом, Федечка? О доме ты мне ничего не говорил?
Федор виновато улыбаясь: Да вот, собирался на днях.
Отец Андрей: Федечка, а с домом к нам нельзя.
Федор: Нельзя?!
Отец Андрей: Ни в жизть!
Федор оправдываясь: Да какой там дом, так "коробка" одна!
Отец Андрей: Все одно - нельзя!
Федор: Жаль. А куда мне его?
Финкельштейн злорадно улыбаясь: Отпишишь.
Федор, обреченно глядя на него, залпом выпивает чашку чая.
Мичков останавливается посредине комнаты и тычет в справочник: Ну! А я им что говорил! Говорил же!
Финкельштейн: Да хватит уже! Разговорился!
Звонит телефон. Федор машинально поднимает трубку из которой слышится истерический крик - "Красавааааааааааааа!!!"
Федор встает, и сверкая прорехой на старой футболке Affliction подходит к двери: Все-таки пойду я. Не поминайте лихом.
За ним уходит отец Андрей.
Финкельштейн пряча Тору под пиджак: А все они - попы! Какого парня загубили!
Гришин: И не говори!
Занавес.
Одноактовая драма «Бууууу !!!! Или битва легенд»
Воскресение. 20.11.11. Где-то в глубине «Олимпийского». Подвал. Сыро. С труб капает вода. На раскладных стульях сидят Федор, Финкельштейн, АЕ стоит у двери ведущей наверх, к свету. Совсем не видно Воронова с Мичковым, но чувствуется, что они тоже где-то рядом, в тени.
Наверху слышится шум и свист. Стены трясутся, потолок вздрагивает и наступает зловещая тишина.
Финкельштейн: «Ну, вот и все, вроде….»
Из темноты левого угла доносится искаженный временем и пространством голос: «Как все?! Не торопись?! Дергай-дергай…!»
Финкельштейн вскакивая: «Да х.ля - «Дергать»! Пи..ец нам!!!»
АЕ от двери: Не…ну….чего….совсем….же….того…ничего.. не того…не п..дец……счас мы…..у нас же…..и «облака» и «богатыри»…таки и UFC зовет….а чего …Харитону можна…а мы х.ли….блять….»
Финкельштейн перебивая: « Нет! Теперь точно пи..ец!»
АЕ: « Да чего…ты же на живот не упал….»
Из ниоткуда доносится голос, говорит на голландском: «Но помни…ровно в 18.00 он потащит тебя в гард….уходи…уходи….»
Голос стихает. Все, замерев, еще какое-то время вслушиваются.
Федор: « Чего он сказал?»
Финкельштейн: « Да разве этих голландцев поймешь! У них, что имена, что фамилии».
Из темноты правого угла: « Чего там слушать! Нехристей!»
Финкельштейн : « Надо выбираться, упадем в ноги, попросим прощения, а то валить нам лес, или головой об стены в «дуре» биться».
Федор задумчиво: «Бог даст - будем биться».
АЕ: « Да правильно – надо продолжать. Мы контролируем ситуацию».
Финкельштейн: «И все же надо извиниться, покаяться….»
Федор подхватывает: «Покаяться надо. Идти в храмы, нести добро…»
Финкельштейн «сквозь зубы»: « Так, заканчивай это!».
АЕ: « Да чего там…все же люди…..сразу - "заканчивай»…договоримся…..ведь….а….?»
Неожиданно в помещение вваливается Бадюк и обращается к надписи «Едро - жиды» на стене: « Ну что? Пишимся?»
Из темного левого угла доносится: « Время. Засекаю».
Бадюк не обращая ни на кого внимания: «Вот. Ну, ребята, Монсон – мужик, блеать! Витамины, там…. Ну, вы знаете. Вы понимаете, о чем я. Понимаете же?! Витамины – это, такие витамины. Я не борец, но витамины у Монсона ах..нные!».
Он смеется, подмигивает несуществующей камере и продолжает: «Монсон – мужик, бл..ть! Силища…и витамины. Против этих витамин ни один бразилец не устоит».
Бадюк подходит к Федору и опуская глаза говорит: « А Федор – молодец! Лоу пробил, бабок срубил на витамины».
Федор инстинктивно втягивает голову в плечи и безрезультатно ищет испуганными глазами невидимую камеру, на всякий случай расплываясь в улыбке.
АЕ вдохнув побольше воздуха, подходит к Федору и, уперев руки в бедра, красиво позирует для ТВ, но опять опаздывает.
Из темноты правого угла слышится: « Время!».
Бадюк неожиданно, как и появился, «растворяется» в тесноте подсобных помещений.
Опять наступает тишина, прерываемая лишь «обрывками» доносящейся по трубам песни «Сорок две минуты под землей….».
Финкельштей снова прислушивается: « Опять кто-то идет, вроде».
Из темноты появляется небритый и воняющий перегаром мужик в куртке от «Форвард». Он сжимает руками мошонку и слезливо просит: « Поссать?! Поссать бы, братушки?! Сил нет терпеть!!!»
Из темноты левого угла кричат: « Терпи!!!! И двойками работай, двойками! Ра-раз. Раз- Раз».
Небритый мужик заходится нечеловеческим криком и исчезает вслед за Бадюком.
Финкельштей теребит телефон и неожиданно в помещение звучит радио «Эхо Москвы»: « Премьер-министр понимает, почему поклонники боевых единоборств освистывали Монсона. Он поздравляет Федора с победой.....»
Финкельштейн радостно: « Так это не Его!!! Конечно, ведь это же Монсона!»
АЕ уверенно подтверждает: « Конечно. Все они там пидоры в своей Голландии».
Федор встает со стула и резонно замечает: « Тогда можно выходить. Все ведь закончилось».
Финкельштей вытирает слезы и обнимает Федора: « Как закончилось, Федя? Все только начинается!».
Из темноты материализуются Воронов и Мичков, и все вместе, обнявшись, идут к свету, наверх. Занавес.